Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Хотя государство, по меньшей мере отчасти, образование искусственное, оно представляет собой один из инструментов, помогающих людям – точнее, тем немногим, кому посчастливилось иметь статус гражданина – проявить свой потенциал в полной мере. В трактате “О частях животных” Аристотель пишет, что люди – единственный вид, представители которого способны “хорошо жить”. Как и руки, прямохождение и разум, государство – это божественный инструмент.
Вот почему Аристотелю несмотря ни на что нравится концепция полиса. Разумно устроенный полис воистину может стать источником счастья. И все же “Политика” – работа во многом ностальгическая. К тому времени, когда она была написана, время независимых городов-государств уже прошло, наступила эпоха империй. Захватчики были друзьями Аристотеля. Он даже сам входил в их число. Когда Македония подчинила себе гордые Афины, Аристотель еще обучал Александра. Так что от “Политики” веет духом иронии.
101
Орел, пишет Аристотель, враждует с drakōn, которым питается. А drakon бьет и уничтожает сома на мелководье. Хотя наше “дракон” выросло из греческого drakōn путем долгого, сложного превращения, Аристотель имеет в виду крупную змею, вероятно водяного ужа (Natrix tessellata), которая в других источниках именуется hydros. В устье Вувариса иногда можно их увидеть. Орлы действительно едят змей, а змеи – сомов, однако, как и во многих подобных описаниях кн. VII “Истории животных”, первая часть утверждения несет отпечаток фольклора, даже мифа. В песни XII “Илиады” описывается схватка орла с “обагренным кровью огромным змеем”. “Змей”, избегая орлиных когтей, падает среди троянцев в тот момент, когда они готовятся встретить флот ахейцев. Троянцы видят в случившемся дурное предзнаменование – и, как позднее выясняется, справедливо. Корни этого сюжета нетрудно найти[202], но происхождение упоминаемого Аристотелем факта, что водяной уж пьет сок pikris, разновидности маргаритки, более туманно.
Каким бы ни был источник сведений об отношениях хищника и жертвы, они по большей части хотя бы возможны. Настоящая слабость утверждений Аристотеля в том, что он не дает объяснений. Как не существует зоологической “Политики” для объяснения поведения видов, так нет и книги, поясняющей, почему виды определенным образом взаимодействуют. В руках Аристотеля – все составляющие экологии сообществ, однако он ими не пользуется.
Впрочем, есть абзац – прекрасный и загадочный, – в котором Аристотель будто делится своими взглядами на положение живых существ не только в подлунном мире, но и в космосе. Он появляется в двенадцатой (λ) книге “Метафизики”. Аристотель считает, как прежде Сократ и Платон, что Вселенная устроена “хорошо”. В “Метафизике” (λ, 10) он пытается уяснить ее строение. Одна из причин “хорошего” устройства Вселенной заключается в том, что она, подобно армии или домашнему хозяйству, устроена иерархически:
Надо также рассмотреть, каким из двух способов содержит природа мирового целого благо и наилучшее – как нечто существующее отдельно и само по себе или как порядок. Или же и тем и другим способом, как у войска? Ведь здесь и в самом порядке – благо, и сам предводитель войска – благо, и скорее даже он: ведь не он зависит от порядка, а порядок – от него. [В мировом целом] все упорядочено определенным образом, но не одинаково и рыбы, и птицы, и растения; и дело обстоит не так, что одно не имеет никакого отношения к другому; какое-то отношение есть. Ибо все упорядочено для одной [цели], но так, как это бывает в доме, где свободным меньше всего полагается делать все, что придется; напротив, для них все или большая часть [дел] определено, между тем у рабов и у животных мало что имеет отношение к общему [благу], а большей частью им остается делать что приходится, ибо природа каждого из них составляет такое начало. Всякому, по моему разумению, необходимо занять свое особое место, и точно так же есть и другое, в чем участвуют все для [блага] целого.
Поклонники Аристотеля отзываются о его прозе с восхищением. Они хвалят его способность умещать огромное количество смыслов в небольшом количестве слов. Но, по правде сказать, это удовольствие сродни удовольствию от разгадывания головоломки. Тексты Аристотеля иногда поразительно темны[203]. Иначе историки философии не бились бы столько веков, да и вообще у них не было бы работы. На моем столе сейчас три монографии и одна статья, посвященные Аристотелю, – и все это издано лишь в последнее десятилетие. Все работы выполнены талантливыми учеными, и каждый из них анализирует наполненный иносказаниями фрагмент, который я привел выше. Анализ выполнен с такой точностью, даже гениальностью, которой я и не надеюсь достичь. Все эти авторы расходятся в оценках того, что Аристотель имел в виду. Я расхожусь в оценках со всеми.
Мне кажется, что если изложить этот пассаж доступным языком, получится вот что: “Что делает устройство космоса хорошим – вероятно, даже лучшим из возможных? Армии и домашнему хозяйству присущ организующий принцип (военачальник, хозяин дома), их отношения строго упорядочены. Зависит ли «хорошесть» от организующего принципа или же от упорядочивания взаимоотношений? Ответ: зависит от обоих факторов, но от второго в большей степени. Как и армия и домашнее хозяйство, организмы объединены набором упорядоченных взаимоотношений. И, как и в человеческих обществах, порядок определяется организующим принципом, только не начальником, а общей целью. [ «Ибо все упорядочено для одной [цели]».] Но не каждый воин в армии или член домохозяйства вносит одинаковый вклад в достижение общей цели. Вышестоящие (военачальники, хозяева, высокоразвитые животные) способствуют достижению цели в большей степени, чем нижестоящие (воины, рабы, растения). Это предопределено их природой. Хотя все населяющие мир организмы представляют собой отдельные сущности (и у каждой, соответственно, – собственные цели), все они способствуют достижению общей цели”.
Предложенная Аристотелем аналогия с домашним хозяйством, с одной стороны, изящна, с другой стороны, кажется знакомой. Пусть и не в таком явном виде, она появлялась в обсуждении экономики тела как обоснование того, что я называю вспомогательными телеологическими принципами. В этом случае Аристотель приводит ее для объяснения строения космоса. Но знакомой она, конечно, кажется по другой причине. В 1866 г. Эрнст Геккель предложил название “экология” (oekologie) для новой науки об экономике природы. Это слово – производное от греческого oikos (“домашнее хозяйство”). Совпадение демонстрирует силу метафоры. А еще дает повод задуматься: действительно ли населяющие Землю организмы взаимодействуют подобно членам домашнего хозяйства, будучи подчинены единому организующему принципу, – или же они похожи на постояльцев гостиницы, случайно оказавшихся под одной крышей? Этот вопрос, заботивший Аристотеля, рассматривается в большей части современных экологических теорий.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
